Неточные совпадения
Но ошибка, сделанная им,
произошла не оттого только, что он не обдумал этой случайности, а оттого тоже, что он до этого дня свидания
с умирающею
женой не знал своего сердца.
— А и вправду! — сказал Ноздрев. — Смерть не люблю таких растепелей! [Растепель (от «растеплить») — рохля, кислый.] — и прибавил вслух: — Ну, черт
с тобою, поезжай бабиться
с женою, фетюк! [qетюк — слово, обидное для мужчины,
происходит от q — буквы, почитаемой некоторыми неприличною буквою. (Прим. Н.В. Гоголя.)]
Это, конечно, были только условные фразы, которые имели целью придать вес Виктору Николаичу, не больше того. Советов никаких не
происходило, кроме легкой супружеской перебранки
с похмелья или к ненастной погоде. Виктор Николаич и не желал вмешиваться в дела своей
жены.
— Как? Я вам сейчас скажу. Он
с самого первого дня, как приехал в Петербург, очень сильно желал увидеться
с вами; но ему казалось, что лучше будет, если он отложит знакомство до той поры, когда приедет к вам не один а
с невестою или
женою. Ему казалось, что вам приятнее будет видеть его
с нею, нежели одного. Вы видите, что наша свадьба
произошла из его желания познакомиться
с вами.
Многим позволяется жить вне тюрьмы просто «по-человечности» или из рассуждения, что если такой-то будет жить не в тюрьме, а в избе, то от этого не
произойдет ничего худого, или если бессрочному Z. разрешается жить на вольной квартире только потому, что он приехал
с женой и детьми, то не разрешить этого краткосрочному N. было бы уже несправедливо.
Вихров очень ясно видел, что у Живина
с женой что-то нехорошее
происходило, и ему тяжело стало долее оставаться у них. Он взялся за шляпу.
Экзархатов схватил его за шиворот и приподнял на воздух; но в это время ему самому
жена вцепилась в галстук; девчонки еще громче заревели… словом,
произошла довольно неприятная домашняя сцена, вследствие которой Экзархатова, подхватив
с собой домохозяина, отправилась
с жалобой к смотрителю, все-про-все рассказала ему о своем озорнике, и чтоб доказать, сколько он человек буйный, не скрыла и того, какие он про него, своего начальника, говорил поносные слова.
— Не перебивай, Груня, и не мешай! — остановил
жену Феодосий Гаврилыч. — Рассказывай мне
с точностью, — отнесся он к Калмыку, — где это
произошло?
Вот каким образом
происходило дело: месяца за два до приезда Алексея Степаныча, Иван Петрович Каратаев ездил зачем-то в Уфу и привез своей
жене эту городскую новость; Александра Степановна (я сказал о ее свойствах) вскипела негодованием и злобой; она была коновод в своей семье и вертела всеми, как хотела, разумеется кроме отца; она обратила в шпионы одного из лакеев Алексея Степаныча, и он сообщал ей все подробности об образе жизни и о любви своего молодого барина; она нашла какую-то кумушку в Уфе, которая разнюхала, разузнала всю подноготную и написала ей длинную грамоту,
с помощию отставного подьячего, составленную из городских вестей и сплетен дворни в доме Зубина, преимущественно со слов озлобленных приданых покойной мачехи.
Огненные надписи вспыхивают под ногами танцующих; они гласят: «Любовь навсегда!» — «Ты муж, я
жена!» — «Люблю, и страдаю, и верю в невозможное счастье!» — «Жизнь так хороша!» — «Отдадимся веселью, а завтра — рука об руку, до гроба, вместе
с тобой!» Пока это
происходит, в тени едва можно различить силуэты тех же простаков, то есть их двойники.
Пугачев хотел идти к Каспийскому морю, надеясь как-нибудь пробраться в киргиз-кайсацкие степи. Казаки на то притворно согласились; но, сказав, что хотят взять
с собою
жен и детей, повезли его на Узени, обыкновенное убежище тамошних преступников и беглецов. 14 сентября они прибыли в селения тамошних староверов. Тут
произошло последнее совещание. Казаки, не согласившиеся отдаться в руки правительства, рассеялись. Прочие пошли ко ставке Пугачева.
Ах, Зоя! Покажи мне кого-нибудь, чтобы я хоть на время забыл про нее и вытеснил ее из своего сердца, потому что иначе в Москве
произойдет катастрофа: Гусь разрушит на Садовой улице свою семейную жизнь
с двумя малютками и уважаемой
женой… двумя малютками, похожими на него, как червонец на червонец.
Глаза старого рыбака были закрыты; он не спал, однако ж, морщинки, которые то набегали, то сглаживались на высоком лбу его, движение губ и бровей, ускоренное дыхание ясно свидетельствовали присутствие мысли; в душе его должна была
происходить сильная борьба. Мало-помалу лицо его успокоилось; дыхание сделалось ровнее; он точно заснул. По прошествии некоторого времени
с печки снова послышался его голос. Глеб подозвал
жену и сказал, чтобы его перенесли на лавку к окну.
Свадьба была в сентябре. Венчание
происходило в церкви Петра и Павла, после обедни, и в тот же день молодые уехали в Москву. Когда Лаптев и его
жена, в черном платье со шлейфом, уже по виду не девушка, а настоящая дама, прощались
с Ниной Федоровной, все лицо у больной покривилось, но из сухих глаз не вытекло ни одной слезы. Она сказала...
Но во всех трех полосах жизни Игната не покидало одно страстное желание — желание иметь сына, и чем старее он становился, тем сильнее желал. Часто между ним и
женой происходили такие беседы. Поутру, за чаем, или в полдень, за обедом, он, хмуро взглянув на
жену, толстую, раскормленную женщину,
с румяным лицом и сонными глазами, спрашивал ее...
С ним
произошел такого рода случай: он уехал из дому
с невыносимой жалостью к
жене. «Я отнял у этой женщины все, все и не дал ей взамен ничего, даже двух часов в день ее рождения!» — говорил он сам себе.
С этим чувством пришел он в Роше-де-Канкаль, куда каждодневно приходила из училища и Елена и где обыкновенно они обедали и оставались затем целый день. По своей подвижной натуре князь не удержался и рассказал Елене свою сцену
с женой. Та выслушала его весьма внимательно.
—
Происходит запутанное дело: Молли и Ганувер давно знают друг друга, он очень ее любит, но
с ней что-то
произошло. По крайней мере, на завтрашнем празднике она должна была быть, однако от нее нет ни слуха ни духа уже два месяца, а перед тем она написала, что отказывается быть
женой Ганувера и уезжает. Она ничего не объяснила при этом.
И по какому-то странному стечению обстоятельств, быть может случайному, все, что было для него важно, интересно, необходимо, в чем он был искренен и не обманывал себя, что составляло зерно его жизни,
происходило тайно от других, все же, что было его ложью, его оболочкой, в которую он прятался, чтобы скрыть правду, как, например, его служба в банке, споры в клубе, его «низшая раса», хождение
с женой на юбилеи, — все это было явно.
Эту картину я сокращу. Всего мне стоило это дело рублей до трехсот, но в двое суток устроено было так, что я буду стоять в соседней комнате, за притворенными дверями, и слышать первый rendez-vous [свидание (фр.).] наедине моей
жены с Ефимовичем. В ожидании же, накануне,
произошла у меня
с ней одна краткая, но слишком знаменательная для меня сцена.
— Помнишь ты, — продолжал Островский, — как я в первый раз приходил к тебе
с женой, как я кланялся твоим седым волосам, просил у тебя совета?.. А-а! ты это позабыл, а о боге напоминаешь… Собака ты лукавая, все вы собаки! — крикнул он почти в исступлении, отмахнувшись от девочки, которая, не понимая, что тут
происходит, потянулась к отцу. — Вы — дерево лесное!.. И сторона ваша проклятая, и земля, и небо, и звезды, и…
С тех пор, как дядя начал посещать наш флигель, в Федоре и в моем учителе
произошла заметная перемена. Федор перестал ходить на охоту, рано возвращался домой, сделался еще молчаливее и как-то особенно злобно пялил глаза на
жену. Учитель же перестал в присутствии дяди говорить об эпизоотиях, хмурился и даже насмешливо улыбался.
В Ницце мы видались
с ним часто; так же часто навещали мы М.М.Ковалевского на его вилле в Болье.
С Ковалевским Эльсниц был всего ближе из русских. Его всегда можно было видеть и на тех обедах, какие
происходили в русском пансионе, где в разные годы бывали неизменно, кроме Ковалевского, доктор Белоголовый
с женой, профессор Коротнев, Юралов (вице-консул в Ментоне), Чехов, Потапенко и много других русских, наезжавших в Ниццу.
Начинается долгая, упорная, скрытая от чужих взглядов борьба. Для обеих сторон это не каприз, не упрямство, а борьба за жизнь, за существование. В июле 1891 года Толстой решил опубликовать в газетах письмо
с отказом от собственнических прав на свои литературные произведения.
Произошла бурная семейная сцена. Характер ее мы ясно можем себе представить по сценам, происходящим между мужем и
женой в упомянутой драме «И свет во тьме светит».
Натянувши
с помощью
жены штиблеты и оглядев себя еще раз в зеркало, учитель взял свою суковатую палку и отправился на обед. У самого входа в квартиру директора фабрики, где устраивалось торжество,
с ним
произошла маленькая неприятность. Он вдруг закашлялся… От кашлевых толчков
с головы слетела фуражка и из рук вывалилась палка, а когда из квартиры директора, заслышав его кашель, выбежали учителя и инспектор училищ, он сидел на нижней ступени и обливался потом.
Произошло это в Херсоне, где он, случайно зайдя в комнату
жены, застал ее
с бывшим гувернером ее двоюродных братьев Сигизмундом Нарцисовичем Кржижановским, которому сам же Александр Васильевич доверил ведение своих дел по некоторым имениям и вызвал по этим делам в Херсон.
Венчание
происходило в церкви святого Пантелеймона, а оттуда немногочисленные приглашенные, в числе которых были Аркадий Семенович, Екатерина Николаевна и Сергей Аркадьевич Селезневы, Долинский, Савин и Ястребов
с женой, приехали в квартиру молодых, где, выпив шампанского и поздравив новобрачных, провели вечер в дружеской беседе и разошлись довольно рано, после легкой закуски.
То же
происходило с ней и в Петербурге, после описанного нами свидания
с князем Луговым, во время которого она подтвердила данное княжной Людмилой Васильевной слово быть его
женой.
Выходка
жены была выражением чего-то накоплявшегося. Он не мог не думать о том, что могло
происходить в последние годы в душе Антонины Сергеевны. Но сознание своего превосходства и постепенность сделок
с своим"я"не давали ему предчувствия такого взрыва.
— Прошу вас, милостивый государь, относиться к моим словам несколько серьезнее. Вчера
произошли такие вещи, что я приобрела неотъемлемое право говорить
с вами именно так, как говорю. Вы спрашиваете о здоровье вашей
жены, которая провела ночь, оплакивая разочарование брака и все-таки беспокоясь о здоровье своего мужа, возвратившегося в семь часов и не подающего признаков жизни до двух.
Прощанье отца протопопа
с женою происходило обыкновенно в продолговатой узенькой комнатке рядом
с гостиной, служившей Туберозову в то же время и кабинетом, и спальней.